Как-то немного высокопарно получилось о родном городе. Хотя, наверное, о Родине и нужно писать с пафосом. С гордостью за нее. Какая бы она не была. И даже государственный официоз тогда кажется не таким уж и наигранным и избитым. Родная земля она родная земля и есть. Родная земля, родное небо, родной дом…
Вы помните свой родной дом? Я – помню. И всякий раз представляю его так, словно вижу его перед собой. Дом стоит на пригорке, у подножья холма, почти горы. А прямо под горой сливаются две реки: большая, спокойная и тихая, и маленькая, быстрая и своенравная. В ясный зимний день из окна можно увидеть, как сверкают под солнцем воды большой реки, и как борется с ними лед, методично сковывающей поток, но отступающий под натиском течения. А в весеннее половодье все из того же окна можно услышать шум маленькой реки, которая борется с талыми стоками, разливается бурно, будто стремится быстрее скинуть с себя бремя весны и вернуться к обычной жизни.
А от дома и до рек – сад. Уже старый. Уже почти вырубленный. Но хранящий память о прошлом.
Я помню... мне было три года... по саду
Я взапуски бегал с лисицей моею.
Н. С. Гумилев.
С лисицей я никуда не бегал. Не взапуски, не наперегонки. Хотя лисица в саду жила. Или, во всяком случае, в саду была лисья нора. А может и не лисья, а еще чья-то. Но так хотелось, чтобы она была лисьей. И чтобы жила там самая настоящая лиса с пушистым рыжим хвостом (и чтобы на конце хвоста, обязательно – черный кончик), чтобы лиса наведывалась в курятники, чтобы собаки на нее лаяли, а она бы, перехитрив их, уносила курочку лисятам на ужин. Как в сказках… Как в мечтах…(Я как-то на проселочной дороге видел лису: маленькая, облезлая, цветом от грязно-бежевого до пегого или даже желтого. Да.. совсем не сказка).
А еще в саду жили ежики. Вернее, и сейчас живут. Самые такие обычные ежики, с иголками и острой мордочкой. Яблоки на спине они никуда не таскают, но зато шустро бегают и на раз сворачиваются клубком. Но это те, кто помоложе. Старый ежик человека мало боится. И сворачиваться не станет. Он повернется к человеку своим ежиным задом, и сделает это исключительно изящно, исполняясь презрения и будучи распираемым от чувства собственного достоинства. Ежики частенько приходили к дому, шныряли во дворе, или по тропинкам в саду. Приходили вечером, на закате…
В ветвях тополей гнездились горлицы. Скромные, серенькие… По вечерам они деловито перелетали с дерево на дерево, случалось, что и на ворота усаживались. И до сих пор в ушах стоит их мелодичное: «Ук-угу, ук-угу…».
На старой груше – кукушка. Ее не видно, но слышно отчетливо. Хотя байки это все, что кукует она часами напролет. Решили узнать, сколько вам лет осталось до конца жизни, не спрашивайте у кукушки. Больше десяти кряду не выдаст. С такой «предсказательницей» мор по всей земле начнется. Спрашивайте лучше у дятла. Он тоже живет в саду. И не один. Маленький, вертлявый, красноголовый. И дупла пробивает ровные-ровные. Как сверлом.
Заросли одичавшей сливы - приют птицам. Самым разным. Веселым чижикам, юрким синицам, иволгам с желтыми боками, трясогузкам, прилетавшим сюда с реки, и еще каким-то, вида которых я не знаю. Зябликам, что ли. И конечно соловьям. Певцам русского севера. Поющим пол-лета. До Петрова дня. Представьте. Теплый вечер позднего мая. Солнце уже село, но небо, особенно на западе, еще светлое. Уже видна первая звезда (Венера? Арктур?). Заря только занимается. Прохладно, но безветренно. Комары пляшут столбиком над водой (к ясной погоде). И – трель соловья. Сильная, проникновенная, певучая. Не знаешь о чем, но - о прекрасном. Не знаешь кому, но веришь – и для тебя. Смотришь, слушаешь, молчишь, мечтаешь, понимаешь…
О тебе, о тебе, о тебе,
Ничего, ничего обо мне!
О ней…
Удивительно, не правда ли?
Да, вот еще. В саду живут совы. Поселись недавно. Откуда и взялись – не скажешь. Небольшие, круглоголовые и круглоглазые, пегие с черной крапинкой. Красивые. И кричат. А крик: плач младенца, мяуканье котенка, отдаленный лай собаки – все вместе. Пугаешься, пока не привыкнешь. А привыкнуть к теням, вылетающих из ниоткуда и пропадающих в еловых ветвях (там гнездо) непросто. И вылетают они все так же на закате. Северном закате.
А днем сад вообще полон жизни. Полон назойливых мух и изящных стрекоз, трудолюбивых пчел и хищных ос, суетливых муравьев и прытких кузнечиков. Воробьев, нахальных и вертлявых, галок, крикливых и бойких, грачей, важных, но беспокойных. Полон змей (ужей с желтыми пятнами на голове), а еще кошек, полудиких кошек соседей, а иногда – бродячих собак (но эти не задерживаются). Полон памяти. Полон грез. Полон тайн. Полон загадок. Он сам – загадка.
Вы помните свой родной дом? Я – помню. И всякий раз представляю его так, словно вижу его перед собой. Дом стоит на пригорке, у подножья холма, почти горы. А прямо под горой сливаются две реки: большая, спокойная и тихая, и маленькая, быстрая и своенравная. В ясный зимний день из окна можно увидеть, как сверкают под солнцем воды большой реки, и как борется с ними лед, методично сковывающей поток, но отступающий под натиском течения. А в весеннее половодье все из того же окна можно услышать шум маленькой реки, которая борется с талыми стоками, разливается бурно, будто стремится быстрее скинуть с себя бремя весны и вернуться к обычной жизни.
А от дома и до рек – сад. Уже старый. Уже почти вырубленный. Но хранящий память о прошлом.
Я помню... мне было три года... по саду
Я взапуски бегал с лисицей моею.
Н. С. Гумилев.
С лисицей я никуда не бегал. Не взапуски, не наперегонки. Хотя лисица в саду жила. Или, во всяком случае, в саду была лисья нора. А может и не лисья, а еще чья-то. Но так хотелось, чтобы она была лисьей. И чтобы жила там самая настоящая лиса с пушистым рыжим хвостом (и чтобы на конце хвоста, обязательно – черный кончик), чтобы лиса наведывалась в курятники, чтобы собаки на нее лаяли, а она бы, перехитрив их, уносила курочку лисятам на ужин. Как в сказках… Как в мечтах…(Я как-то на проселочной дороге видел лису: маленькая, облезлая, цветом от грязно-бежевого до пегого или даже желтого. Да.. совсем не сказка).
А еще в саду жили ежики. Вернее, и сейчас живут. Самые такие обычные ежики, с иголками и острой мордочкой. Яблоки на спине они никуда не таскают, но зато шустро бегают и на раз сворачиваются клубком. Но это те, кто помоложе. Старый ежик человека мало боится. И сворачиваться не станет. Он повернется к человеку своим ежиным задом, и сделает это исключительно изящно, исполняясь презрения и будучи распираемым от чувства собственного достоинства. Ежики частенько приходили к дому, шныряли во дворе, или по тропинкам в саду. Приходили вечером, на закате…
В ветвях тополей гнездились горлицы. Скромные, серенькие… По вечерам они деловито перелетали с дерево на дерево, случалось, что и на ворота усаживались. И до сих пор в ушах стоит их мелодичное: «Ук-угу, ук-угу…».
На старой груше – кукушка. Ее не видно, но слышно отчетливо. Хотя байки это все, что кукует она часами напролет. Решили узнать, сколько вам лет осталось до конца жизни, не спрашивайте у кукушки. Больше десяти кряду не выдаст. С такой «предсказательницей» мор по всей земле начнется. Спрашивайте лучше у дятла. Он тоже живет в саду. И не один. Маленький, вертлявый, красноголовый. И дупла пробивает ровные-ровные. Как сверлом.
Заросли одичавшей сливы - приют птицам. Самым разным. Веселым чижикам, юрким синицам, иволгам с желтыми боками, трясогузкам, прилетавшим сюда с реки, и еще каким-то, вида которых я не знаю. Зябликам, что ли. И конечно соловьям. Певцам русского севера. Поющим пол-лета. До Петрова дня. Представьте. Теплый вечер позднего мая. Солнце уже село, но небо, особенно на западе, еще светлое. Уже видна первая звезда (Венера? Арктур?). Заря только занимается. Прохладно, но безветренно. Комары пляшут столбиком над водой (к ясной погоде). И – трель соловья. Сильная, проникновенная, певучая. Не знаешь о чем, но - о прекрасном. Не знаешь кому, но веришь – и для тебя. Смотришь, слушаешь, молчишь, мечтаешь, понимаешь…
О тебе, о тебе, о тебе,
Ничего, ничего обо мне!
О ней…
Удивительно, не правда ли?
Да, вот еще. В саду живут совы. Поселись недавно. Откуда и взялись – не скажешь. Небольшие, круглоголовые и круглоглазые, пегие с черной крапинкой. Красивые. И кричат. А крик: плач младенца, мяуканье котенка, отдаленный лай собаки – все вместе. Пугаешься, пока не привыкнешь. А привыкнуть к теням, вылетающих из ниоткуда и пропадающих в еловых ветвях (там гнездо) непросто. И вылетают они все так же на закате. Северном закате.
А днем сад вообще полон жизни. Полон назойливых мух и изящных стрекоз, трудолюбивых пчел и хищных ос, суетливых муравьев и прытких кузнечиков. Воробьев, нахальных и вертлявых, галок, крикливых и бойких, грачей, важных, но беспокойных. Полон змей (ужей с желтыми пятнами на голове), а еще кошек, полудиких кошек соседей, а иногда – бродячих собак (но эти не задерживаются). Полон памяти. Полон грез. Полон тайн. Полон загадок. Он сам – загадка.